Максим Горький «Русские сказки»

Детская страничка

«Русские сказки» стоят особняком в творчестве Максима Горького (1868-1936). В этом цикле Горький попытался подхватить идею Салтыкова-Щедрина (которым восхищался), в сатирической манере указывать на отрицательные черты в характере русского человека, в основе которых лежат лень, глупость, желание получить все даром, инертность, излишнее долготерпение, не умение отстаивать свои интересы и нежелание думать на несколько шагов вперед.

Изначально Горький хотел дать название каждой из сказок, об этом прямо говорится в дневнике К. Пятницкого. Так первые 10 сказок, а всего их было написано 16, должны были носить названия: «Поэт», «Смерть писателя», «Национальное лицо», «Помещик», «Евреи», «Два жулика», «Ороитий», «Непротивление злу», «Личность». Но впоследствии он отказался от этой мысли, просто пронумеровав сказки и оставив их без заголовков. Возможно, Горький посчитал излишним деление сказок на отдельные темы, обозначив одну большую идею, объединяющую весь цикл — беспокойство его, как писателя, за судьбу русского народа, который своим характером сам ломает себе жизнь.

Первые 11 сказок были написаны и напечатаны в 1912 году. Оставшиеся пять Горький сочинил и опубликовал в мятежном 1917-м. Публикации происходили в берлинском издательстве Ладыжникова и российских изданиях: журнале «Современный мир» и газетах «Новая жизнь», «Правда», «Русское слово», «Свободная мысль».

Если абстрагироваться от того, когда были написаны «Сказки», с удивлением можно обнаружить, что все, что было сказано гениальным Горьким более ста лет назад, актуально и в наши дни. И в основе всех проблем нашей страны по-прежнему лежат наши лень, инертность, жажда легких денег, неумение и нежелание думать.

В записи, сделанной в студии Радио «Петербург», собраны самые яркие из 16 русских сказок Горького.

Молодой человек, зная, что некрасив, задумал пробиться в жизни умом, решив стать философом. Когда он пришел к министру, чтобы просить себе место, его не стали особо спрашивать, что он собирается преподавать, а спросили лишь: «А велениям начальства надо подчиняться? – Обязательно, надо! – Лезьте на кафедру. Жалованья – шестнадцать рублей. Только, если я предпишу принять к руководству даже и законы природы, смотрите – без вольнодумства! Не потерплю». И молодой человек, отринув все свои убеждения, получил доходное место.

Поэт писал плохие стихи и очень переживал по этому поводу. Но однажды он нашел на дороге кнут, который обронил кучер. И кнут стал с ним разговаривать и учить уму-разуму. И вот так, при помощи кнута, у поэта стали получаться вполне приличные стихи. 

Скромный и завистливый сочинитель стихотворных объявлений Закивакин однажды с перепоя написал мрачное стихотворение о смерти, которое пришлось по душе одному из похоронных бюро. Так Закивакин стал известным поэтом Смертяшкиным. Дела его пошли в гору, он разбогател, женился, дети пошли. Но вскоре он устал писать только о смерти и решил отказаться от этого. Но тут от него отвернулись все, кто до тех пор пел ему дифирамбы. Ты всем интересен, когда ты успешен, пусть даже за счет неуважаемых тобой самим действий, но каково тебе при этом наедине с собой…

Один барин любил все свои злодеяния оправдывать историческими фактами – мол, не я один такой. Для этого у него слуга специальный был, Егорка. Надергает он фактов из истории, да несет барину. А барин их на свой лад трактует, новыми смыслами наполняет. И Егорка вскоре сам научился бороться со всеми при помощи перевернутых фактов истории. И стал он кочевать от барина к мужикам и обратно. И всем помогал их дела фактами из истории подкреплять, да новыми смыслами эти факты наполнять.

Одно начальство, желая заслужить награду, решило все инакомыслие искоренить и отрядило на это рьяного Оронтия Стервенко. На это дело выделена была Оронтию небывалая сумма в 16 000 рублей. Но даже у Стервенко не получалось справиться с этой задачей, ведь народ-то к тому времени был так смирен и тих, что инакомыслием и не пахло! И решил тогда Оронтий вешать всех за то, что не давали повода их казнить. И на то всю сумму и потратил. И даже больше. Но тут уж начальство возмутилось: «Ты подумай – ведь, если ты такими кусками воровать будешь, то я – особа, вдесятеро тебя высшая, – как же тогда? Да ведь при таких аппетитах России-то на три года не хватит, а между тем, не один ты жить хочешь, можешь ты это понять?» Действительно, нелегко угодить начальству…

Один угнетенный человек думал-думал и решил: «Не стану сопротивляться злу насилием, одолею его терпением!» Сел и стал терпеть. И не только сам перестал сопротивляться злу, так еще и всех остальных людей на это подбил. Все легли на землю и перестали сопротивляться вообще всему. Но тут возмутился Игемон: чем ему заниматься, если укрощать некого?! Эдак и денег, и наград можно лишиться. И взмолился он: «Жители! Милые! Что же теперь самому мне, что ли, революцию-то делать? Опомнитесь, ведь исторически необходимо, национально неизбежно... Ведь не могу же я сам, один, революцию делать, у меня даже и полиции для этого нету, насекомые всю сожрали…»Так все молча и примерли, а отчаявшийся Игемон – после всех. 

Иванычи были уникальным народом, ничему не удивлялись и все терпели. Поэтому, окружавшие их Обстоятельства, творили с ними, что хотели. Вот уже и семь шкур с них содрали, а Иванычи все терпят, восьмую шкуру отращивают. И только приговаривают: «Трудно, братцы! Еще и труднее будет!» Но ничего супротив Обстоятельств не делают. Только в разговорах точки над «и» расставляют. И друг друга за эти «точки» очень уважают. Но пришел день, когда Обстоятельства запретили и точки над «и» расставлять. И Иванычи опять смирились, ведь ничему другому они не были научены, только точки расставлять над «и», только разговоры их теперь стали уж совсем непонятными, но им не привыкать…

Жили по берегам одной реки Кузьмичи и Лукичи. И завидовали они друг другу страшно, а от того постоянно дрались. И что удивительно, и дрались вроде хорошо, но все равно от драк одни убытки были. Тогда решили они друг друга поубивать, чтобы побогаче стать. Но и тут странно выходило – живому Лукичу красная цена семь копеек, а убить его рупь шесть гривен стоило! Тогда они стали технику развивать, а на лапти цены поднимать. Но все равно выходило, что живой человек ничего не стоит, а убивать его выходило все дороже. И только Купечество кричит вовсю, подзадоривая — Отечество в опасности! Сильнее, братцы! — да мошну свою набивает. Семь лет воевали Лукичи и Кузьмичи, пока все свое имущество распродали, да в одних лаптях остались. И только тогда на мировую пошли. Зато Купечество вышло из этой истории с пользой: живет по Закону Божию, никого не убивая, а от войны только богатеет. 

На каждый призыв бояр — спасать ли Москву, спасать ли Россию, — Ванька бросался, не раздумывая. Правда, после походов он то полатей не досчитается, то крыши на избе. А когда однажды спросил про награду за то, что страну от французов спас, барин предложил: хочешь, выпорю? Ванька от такой награды отказался, а тут как раз и новое дело подоспело — Европу спасать. Спас Ванька Европу, вернулся домой инвалидом без ноги. И видит — избы его нет, на жене сосед воду возит, а детишки от голода умерли. Хотел было тут Ванька голову почесать , но головы-то у него и не оказалось.

В городе Мямлине жил нерешительный бездельник Микешка. Жил в нищете, но ничего не делал. Даже не мылся, не чесался, от того весь грязью зарос. Единственное, что умел Микешка — жаловаться Господу, мол, вон, как я плохо живу. А как нажалуется, ложится спать и мечтает — вот как бы Нечистую силу от себя прогнать, да в баню сходить. И тут пришел солдат, прогнал Нечистую силу, да еще и миллион Микешке дал, чтоб помылся. Но Микешка ни к какому делу кроме жалоб приучен не был, поэтому накупил себе одежды, надел ее на грязное тело, да пошел кутить. Месяц кутил, а потом ему скучно стало. И стал он Нечистую силу добром вспоминать, мол, при ней лучше было. И, наконец, придумал Микешка, чем себя занять, начал снова жаловаться — что мне миллион, вот как бы миллиард, вот тут я бы развернулся…

Матрёна на всю жизнь работала на дядю, на его родственников и друзей. Работала и молчала. А дядя все хвастался: «Вон, какая Матрёна у меня, что хочу с ней, то и делаю. Примерное животное, покорное, как лошадь». Другие люди её на словах вроде бы жалели, но на деле тоже продолжали истязать. Только в восхищении приговаривали:  «Тебя, говорят, даже аршином измерить невозможно, до чего ты велика! И умом, говорят, не понять тебя. В тебя, говорят, только верить можно!» А Матрёна все терпела, да про себя надеялась, вдруг ей нормальный мужик попадется в мужья. Уж она бы его любила. И тут посватался к ней Кузнец, но он ей не нравился — грубый, грязный, она другого ждала. Отказала ему Матрёна. И тут пришел другой, освободил ее, обещал уму-разуму научить. Матрёна оторопела от такой перспективы, но тут, откуда ни возьмись, опять появился Кузнец и говорит: Это же я тебя спас, да? И Матрена согласилась. Она всегда со всем соглашалась. И стал Кузнец ее мужем, и стал бить ее пуще дяди. А Матрёне оставалось только плакать по ночам… И жалко ее, да сама виновата…