«Слово и дело»

11.03.2010, 6:15 Культурный слой

ВКонтакте Telegram Одноклассники Twitter

В 1963 году решалась исключительно важная проблема. В Кремле думали о том, когда было написано «Слово о полку Игореве»: в XII или XVIII веке? Это был важный идеологический вопрос.

«Слово о полку Игореве» - самый знаменитый памятник древнерусской литературы – и самый загадочный. Созданное предположительно в XII веке, оно оставалось совершенно неизвестным до конца XVIII столетия, когда рукопись с его текстом попала в руки крупному собирателю древностей Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину. Он же и стал его первым публикатором.

Лев Лурье: В этом доме жил блестящий московский барин граф А. И. Мусин-Пушкин. Здесь хранился тот самый, единственный список «Слова». В 1812 году в Москве был страшный пожар, пострадала усадьба Мусина-Пушкина. По словам ее владельца, в огне сгорел этот раритетный список «Слова о полку Игореве».

Исчезновение рукописи стало главным событием в долгой истории споров вокруг «Слова о полку Игореве», ведь рукопись – единственное неопровержимое доказательство подлинности памятника. Пергамент не подделаешь. А если его нет, ученые обречены вечно вести спор вокруг как бы несуществующего текста.

Павел Клубков, филолог: Сомнительна сама история появления рукописи, загадочна во многом история первой публикации, там много неясных мест. Мусин-Пушкин всегда избегал разговоров о конкретных обстоятельствах, связанных с приобретением «Слова о полку Игореве».

Лев Лурье: Это Спасо-Преображенский монастырь в Ярославле. По самой распространенной, основной версии, именно здесь, в ризнице собора, хранилась монастырская библиотека, в том числе и тот сборник, в котором и содержалась рукопись «Слова о полку Игореве». Архимандритом монастыря перед его закрытием был Иоиль Быковский, и якобы именно у Иоиля какие-то комиссионеры Мусина-Пушкина покупают знаменитый сборник. Тем самым «Слово о полку Игореве» становится достоянием русской словесности.

Открытие литературного шедевра через шестьсот лет после его создания – само по себе чудо. Удивительная находка Мусина-Пушкина – чудо вдвойне. Подобный памятник был просто необходим в эпоху, когда просвещенная императрица Екатерина Великая всеми силами пыталась доказать Европе, что Россия – великое государство с великой родословной. «Слово о полку Игореве», где в совершенной поэтической форме развиваются идеи русского единства и в нужном патриотическом ключе преподносятся завоевательные войны русских князей, как будто создано по заказу Екатерины. Сразу после публикации «Слово..» берется в идеологический оборот государством. Императрица в восторге. Она заказывает себе специальную копию рукописи. Мусин-Пушкин получает титул графа. Его карьера резко идет в гору.

Виктор Живов, филолог: Очень рано, уже в начале XIX века «Слово о полку Игореве» становится национальным символом, и с ним связывается национальное прошлое. Сергей Глинка в «Русском вестнике» так об этом и пишет.

В XIX веке филология становится настоящей наукой. Наука скептична и не верит в чудеса. Чудесные открытия прошлого века разоблачаются одно за другим. Выясняется, что прогремевшие на всю Европу песни средневекового шотландского барда Оссиана созданы их публикатором Джеймсом Макферсоном. Такой же фальшивкой оказалась и знаменитая чешская Краледворская рукопись. На очереди «Слово…». Французы Луи Леже и Андре Мазон пытаются доказать, что «Слово о полку Игореве» написано по образцу «Задонщины», памятника XV века о Куликовской битве. Задача советской исторической науки – разоблачить эти злостные инсинуации.

Олег Творогов, филолог: Наши исследователи стали разбирать работы Мазона. В 1962 году вышла эта книга «Слово о полку Игореве – памятник 12-ого века». В этой книге ряд статей о «Слове о полку Игореве»; это и полемика с Мазоном, и убедительное доказательство того, что «Слово о полку Игореве» не могло быть создано в XVIII веке. Представления автора «Слова...» о древней Руси отличается от представлений авторов XVIII века.

Сборник «Слово о полку Игореве – памятник XII века» не показался убедительным одному человеку. Это был Александр Александрович Зимин, сорокадвухлетний московский историк-медиевист, восходящая звезда советской исторической науки.

Сергей Каштанов, историк: Когда вышла эта книга, это его как-то раззадорило. Он решил пересмотреть этот вопрос. Он кратко формулировал свои побуждения такими словами: «Мне надоело врать». То есть хотелось восстановить правду. Наверное, он давно чувствовал, что есть в этом «Слове…» что-то такое, что заставляет задуматься о его подлинности.

Лев Лурье: Это знаменитый Пушкинский дом, Институт русской литературы АН СССР. Именно здесь Зимин решает рассказать коллегам о парадоксальных результатах своего исследования. Он выбирает это место неслучайно. Здесь работает сектор древнерусской литературы, созданный В. П. Адриановой-Перетц и возглавлявшийся Д. С. Лихачевым. Это самая сильная группа профессионалов в мире, которая специализируется на древнерусской литературе.

Олег Творогов, филолог: Слухи о том, о чем будет говорить Зимин, распространились. Знали, что он будет выступать с опровержением «Слова о полку Игореве». Собралась огромная аудитория. Зимин – блестящий оратор, и в своем полуторачасовом докладе он привел целую систему аргументов.

Лев Лурье: Доклад А. А. Зимина с академичным названием «К изучению «Слова о полку Игореве» был назначен на 23 февраля 1963 года. Довольно быстро выяснилось, что этот доклад, очень специальный, даже узко специальный, вызывает колоссальный общественный интерес. Он не может состояться в малом зале, потому что слишком много народа хотят его послушать. В большом конференц-зале, где в конце концов состоялся доклад, люди не умещались. Обстановка была как во время сенсационной театральной премьеры или политического собрания. Все было заполнено, люди стояли. Люди, которые никогда не интересовались древнерусской литературой, все ожидали сенсации. Те, кто сюда пришли, не были разочарованы. Сенсация состоялась.

Зимин усиливает аргументацию Мазона и Леже. «Слово о полку Игореве» не просто похоже на «Задонщину», оно похоже на самый поздний ее вариант. Значит, не автор «Задонщины» переписывал «Слово» (а именно так считали Д. С. Лихачев и большинство его коллег), а наоборот. Некий стилизатор, пользуясь имевшимся в его распоряжении списком «Задонщины» и несколькими довольно поздними русскими летописями, сумел создать новое произведение на тему древней Руси. Зимин назвал и имя этого стилизатора.

Олег Творогов, филолог: Это архимандрит Спасо-Ярославского монастыря Иоиль Быковский, тот самый Иоиль, у которого, по словам Мусина-Пушкина, он приобрел сборник со «Словом...». Мы, участники этого совещания, выступали со своими возражениями. Я не думаю, чтобы они произвели яркое впечатление рядом с этим заранее подготовленным полуторачасовым блестящим докладом Зимина.

«Слово о полку...» могло оказаться, по предположению Зимина, литературным экспериментом монастырского затворника. Не даром Мусин-Пушкин решился на публикацию «Слова…» только после смерти архимандрита. Другой аргумент ученого – история с Тмутараканским камнем – еще одной знаменитой находкой XVIII века.

Лев Лурье: Это тот самый Тмутараканский камень, который был найден в 1792 году в Тамани, которая хорошо известна нам по «Герою нашего времени» Лермонтова. В этом маленьком городишке был найден камень с древнерусской надписью, которая гласит: «В лето 6576 (1068 г.) индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тмутороканя до Корчева 10 000 и 4000 сажен». Тмутаракань – это Тамань (она упоминается в «Слове…»), Корчев – это Керчь, а 14 000 сажен – это ширина Керчьского пролива.

Наряду с реальными историческими названиями древних городов и областей, в «Слове…» упоминается некий Тмутороканьскый болван, то есть камень. Неожиданно, как раз в то время, когда в руки Мусина-Пушкина таинственным образом попала рукопись «Слова о полку Игореве, в только что покоренном Крыму был обнаружен этот самый болван. Мусин-Пушкин тут же берет находку на вооружение, утверждая, что именно этот камень упоминается в «Слове». Странное, и даже подозрительное совпадение. Неудивительно, что надпись на Тмутараканском камне вызывает у многих историков и археологов серьезные сомнения.

Анна Хорошкевич, историк: Уж очень оно подходит под концепцию. Были камни, например, Борисовы камни на Двине, но они были совершенно другие. Никто никогда на этих камнях не писал. Ставили кресты. Страна, только что принявшая христианство, ставила знаки христианства, где она только могла, это естественно. Но чтобы писать какие-то надписи, такого не было, это уже совсем другое время, и совсем другой менталитет опять же.

До поры до времени спор между Зиминым и его оппонентами шел в рамках академической дискуссии. Но очень скоро в него вмешивается руководство советской исторической наукой и идеологический отдел ЦК. «Слово о полку Игореве» - базовый источник для официальной истории Киевской Руси. Сомневаться в его подлинности – значит переписывать прошлое. А как выглядело российское прошлое, в СССР определяет начальство. Зимину настойчиво рекомендуют прекратить разработку этой темы и жестко отчитывают. Целый год выдерживается пауза. Наконец решено окончательно закрыть опасную дискуссию, для чего проводится специальное заседание в Институте истории Академии наук в Москве.

Лев Лурье: Это Институт истории АН СССР в Москве. Именно в этом здании определяли, что будет написано в школьных и вузовских учебниках по истории СССР. Здесь 4-6 мая 1964 года происходит обсуждение работы А. А. Зимина. Обсуждение напоминает какой-то военный совет, сдачу секретной подводной атомной лодки. Доклад роздан в 99 нумерованных экземплярах, и после обсуждения его необходимо сдать.

Анна Хорошкевич, историк: Что касается этого обсуждения, я на нем не была по своим чисто семейным обстоятельствам, хотя должна сказать честно, что воспринимаю это как предательство. Потому что это в независимости от собственных семейных дел надо было туда идти хотя бы просто для того, чтобы поддержать его. Были Александр Клебанов и Борис Кобрин, они рассказывали вместе с Александром Александровичем, как происходило это обсуждение. У них отбирали эти ротапринтные томики, никому не позволяли их выносить. Вообще, атмосфера была довольно неприятная.

Виктор Живов, филолог: Зимина бедного обвинили во всех смертных грехах, в том, что он не патриот, предатель русской культуры. На него набросились и академик Рыбаков, и Лихачев Дмитрий Сергеевич, совершенно непристойным образом. В ход шли совершенно ненаучные аргументы.

На академической карьере Зимина был поставлен крест. Он не был диссидентом, вообще мало интересовался политикой. Тем не менее, стал фигурой политически не благонадежной, хотя его интересовала только история.

Сергей Каштанов, историк: Страх был, но была и возможность рискнуть, рискнуть ради научной истины. Зимин историю со «Словом…» считал переломным этапом в своей биографии. По его мнению, с этого момента он перестал быть официальным историком, а стал свободным ученым, который высказывает откровенно свои научные взгляды.

Виктор Живов, филолог: Книжку, труд многих лет его работы, не напечатали, и очень напрасно. Потому что, он крупный ученый и имеет право на то, чтобы высказать свою точку зрения. Пускай потом в открытой печати опровергают. Так должна жить наука, она строится на основе открытой дискуссии, а не кулуарных запретах, сделанных, явно на идеологических основаниях. Я не помню, было ли там решение, официальное решение ЦК, но несомненно, что это проходило через какой-то отдел культуры ЦК. У них, в конце концов, принимали решение, и это было идеологическое решение, решение репрессивное. В этом смысле это отвратительно. То, что в этом принимали участие наши коллеги, историки и филологи, тоже отвратительно. Это бросает на участников этой травли, конечно, совсем не лучший свет.

Лев Лурье: Так получилось, что я знал А. А. Зимина с детства. Мой отец, Я. С. Лурье, тоже историк Средневековья, был ближайшим другом Александра Александровича. В этой московской квартире я мальчиком останавливался, когда приезжал в Москву. Я видел в своей жизни довольно много интересных людей, но Зимин – это, наверное, самое сильное впечатление моего отрочества. Это соединение необычайной интеллектуальной силы и артистизма, экспрессивности. Зимин был похож на Дон Кихота в фильме Козинцева. На меня, подростка, он производил совершенно чарующее впечатление. Такое же впечатление он производил, когда читал доклад или учил студентов Историко-архивного института.

Работу над «Словом о полку» Зимин продолжал до самой смерти. Но он не стал безумным мономаном, чем-то вроде сумасшедшего изобретателя вечного двигателя. Русскую историю XIV-XVI века от Василия Темного до Бориса Годунова в значительной степени мы представляем по монографиям Зимина.

Валентина Зимина, вдова А. А. Зимина: Он все-таки был ученый и мог одновременно работать в разных направлениях. За эти годы он сделал очень много, работа над «Словом о полку...» не была доминантой его деятельности.

Анна Хорошкевич, историк: При его таланте это человек неосуществившийся. Он написал десятки книг и сотни статей, но это человек неосуществившийся, потому что условия советского времени не давали возможности свободно думать и свободно работать. Конечно, он увлекался самыми разными теориями, но при этом он не чувствовал никогда свободы, свободы мысли. Все время ощущал над собой занесенный топор. Мне кажется, что это не судьба Николая Ивановича Вавилова, но Зимин – одна из многочисленных жертв того замечательного времени, которые уже позади нас, а, может быть, еще и впереди.

Книга Александра Зимина была опубликована уже после его смерти, лишь в 2006 году, спустя полвека со дня знаменитого заседания в Пушкинском доме.

Дмитрий Буланин, филолог, издатель: О существовании книги Зимина я знал давно. Мы давно хотели ее издать не потому, что мы разделяем во всем взгляды Зимина, а потому, что эта книга вызвала в свое время большую полемику. Я не ожидал широкого резонанса, который получила эта книга сейчас. По моим представлениям, эти трения давно ушли в прошлое. Выпуская эту книгу, мы думали, что она будет интересна нескольким старичкам. Оказалось, что вокруг этой книги развился целый миф.

Благодаря работе Зимина исследованию древнерусской литературы был дан новый, мощный импульс. Сегодня лингвисты доказывают, что тот язык, на котором написано «Слово о полку Игореве», в XVIII веке подделать не могли и памятник этот несомненно подлинный. Тем не менее, в истории «Слова…» по-прежнему множество темных пятен. Вопрос, поставленный Зиминым, до конца не закрыт.

Виктор Живов, филолог: Мы какие-то вещи про язык XII века выяснили совсем недавно, на основании новообнаруженных текстов, прежде всего yовгородских берестяных грамот. Их стали находить с 1951 года, никакой человек в конце XVIII века про них слыхом не слыхивал, тем более не читал. То, что мы находим в «Слове о полку Игореве», точно соответствует узусу XII века, который мы знаем по другим памятникам. Это однозначный аргумент.

Дмитрий Буланин, филолог, издатель: Я думаю, что вопрос этот относится к числу тех, которые решить однозначно пока не может никто. Если мы будем считать «Слово о полку Игореве» произведением XII века, оно будет совершенно обособленным в религиозной культуре этой эпохи, насколько мы ее себе представляем. Это произведение будет свидетельствовать о том, что наряду с такой религиозной культурой параллельно ей существовала какая-то аристократическая, княжеская, особая культура со своими ценностями. По правде сказать, помимо «Слова о полку Игореве», указаний на существование такой аристократической культуры на Руси у нас почти нет. Это аргумент против древности «Слова о полку Игореве».

Лев Лурье: Когда мы читаем «Код да Винчи» или «Имя Розы», нам кажется, что это фантастические романы на исторические темы. Но неожиданно оказывается, что занятие историей напоминает готический роман, где в каждом шкафу может оказаться скелет. А. А. Зимин занимался сличением древних текстов, как и полагается медиевисту. Вот это простое, честное занятие русской историей привело к драматическим последствиям и в истории отечественной медиевистики, и в его личной творческой жизни.