«Профессор Старцев. Подвиг честного историка»

Что такое история Октябрьской революции в годы советской власти? Причудливая фантазия, которую нужно было признавать решительно всем, кто занимался исторической наукой. Решительно всем - кроме одного человека.

Ученые десятилетиями создавали миф о великой народной революции, в котором умалчивались имена героев Октября, а факты и числа безжалостно путались. Профессор Старцев стал первым, кто объективно исследовал события 1917 года - и стал главным специалистом по истории революции. В те годы это не просто научный успех, а подлинный подвиг честного историка.

Лев Лурье: У российских историков изучение Октябрьской революции всегда считалось делом гиблым и неблагодарным. В советские времена приходилось все время лгать. Из истории безжалостно вычеркивалось имена героев Октября. После 1991 года вехи поменялись. Победила белая идея. Октябрьская революция больше не считается революцией. Это какой-то странный и неприятный переворот, о котором лучше не вспоминать. И только один российский историк с советского времени и вплоть до своей смерти никогда не лгал. Это профессор Виталий Старцев. О нем мы сегодня будем рассказывать.

Виталий Старцев родился в Ленинраде в 1931 году. В юности мечтал стать дипломатом. Но в Ленинграде нет Института международных отношений, и Старцев решает поступать на юридический факультет, специализироваться в области международного права.

Лев Лурье: Юридический факультет ЛГУ находился тогда вот здесь, в главном здании Университета. Этот факультет был странный, потому что сталинская эпоха не нуждалась в квалифицированных юристах. Здесь учились романтически настроенные ребята. Между тем, несмотря на то, что в 1949 году университет подвергся чистке, а ректора просто расстреляли, преподавали юрфака – довольно квалифицированные люди. Образование многие из них получили еще до революции. Старцев выбрал себе довольно-таки экзотическую тему для диплома. Он занимался международно-правовыми аспектами китобойного промысла. Студент он был отличный, его ожидала аспирантура. Но, в конце концов, часть его диплома присвоил научный руководитель. Старцев, вместо того чтобы смолчать, устроил страшный скандал. Поэтому путь в аспирантуру ему был закрыт.

Старцеву даже не удается устроиться по специальности. В течение года он читает лекции на курсах политруков. Наконец, помогает случай – Старцева берут младшим научным сотрудником в ленинградский архив Октябрьской революции. В точной архивной работе юридический диплом – это только плюс, гуманитарный костяк, на который ложатся другие знания.

Татьяна Старцева, вдова Виталия Старцева: Когда он работал в архиве, он дошел от младшего сотрудника до заместителя директора архива. Он очень интересовался источниками. Это была в чистом виде история – документы.

Борис Кипнис, историк: Архив – это и есть источник. И только тот, кто хорошо разбирается в архивных материалах, то есть в источниках, может создать концептуальное историческое произведение.

Почему немногочисленная партия большевиков смогла захватить власть? Какими силами они располагали в Петрограде? Кем были люди, на которых опирался Ленин? Старцев не сомневался в идеях революции, к тому же отмечается очередной Октябрьский юбилей, а в стране "оттепель", и о революции можно говорить свободнее, чем при Сталине. Для диссертации Старцев выбрал тему о формировании Красной гвардии. Его научным руководителем стал профессор Сигизмунд Валк. Выпускник императорского университета, Валк считается лучшим в стране специалистом по работе с источниками.

Борис Кипнис, историк: Валк был еще и коллекционером. Он один из тех, кто в свое время спас часть работ Петрова-Водкина, когда его запретили. Валк был очень живой, очень ироничный, очень внутренне подвижный. Он был безумно похож на самого Виталия Ивановича.

Лев Лурье: Летом 1961 года Виталий Иванович подвел итоги своих двухлетних занятий. Здесь, на истфаке, состоялась защита диссертации на тему: «Формирование и состав Красной гвардии в Петрограде в 1917 году». Казалось бы, все в этой теме известно. В учебнике истории написано, что Красная гвардия создавалась по приказу большевиков и так далее. Никто не предполагал, что будут какие-то неожиданности. Но диссертация вызвала споры. Один из оппонентов сказал, что она заслуживает присвоения не кандидатской, а докторской степени, а другой назвал ее грубой политической ошибкой.

Геннадий Соболев, историк: Он очень много сделал и по линии датировки, и в отношении комментария к ленинским произведениям. Он показал, что его взгляды были совсем не такие, какими до этого они были представлены в историко-партийной литературе и даже в Полном собрании сочинений.

Сергей Полторак, историк: Он показал, что события 1917 года – это история, и он честно описал эту историю. Он нашел величайшее множество новых фактов, но дело даже не в этом. Он сумел собрать эти факты очень аккуратненько в кучку, и он сумел их систематизировать и сделать очень правильные, честные выводы.

Питерский рабочий с Выборгской стороны, преданный, нерассуждающий ленинец - и советская наука, и советский кинематограф хорошо знают этот исторический тип. Старцев выяснил, что в действительности все было не так просто. Революцию делали не сверху, а снизу и не только большевики, но и анархисты, меньшевики, эсеры, беспартийные. Старцев – участник неформального кружка молодых специалистов по 1917 году, в шутку называвших себя «октябристами». Они считают, что надо создать честную историю революции. У историков КПСС - официальная демагогия. У «октябристов»- опора на факты.

Белла Гальперина, историк: Эти люди почти одновременно пришли в институт: Соболев,Токарев, Знаменский, Старцев. Это была целая гвардия.

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: Конечно, он всецело шестидесятник. Это человек, который сформировался в эпоху дней Никитиных - прекрасного начала. Он себя осознавал как последователь того аутентичного социализма, который так и не состоялся.

Одно из главных исторических достижений Виталия Старцева – восстановление событий 25 октября 1917 года. Именно благодаря ему мы теперь знаем, как происходил Октябрьский переворот, позже превращенный официальными историками в «штурм Зимнего дворца».

Лев Лурье: В ночь с 25 на 26 октября Зимний дворец представлял из себя довольно хаотическое зрелище. Вот здесь, в Гобеленовой галерее, матросики бросали бомбочки для того, чтобы посмотреть, что же получится. Зимний был полон ранеными, юнкерами, иностранными корреспондентами, ворами, просто шатающейся публикой. И вот через эту толкучку со стороны подъезда Цесаревича пробирались большевики во главе с Антоновым-Овсеенко. Собственно, это был не штурм. Это был проход через толпу. Сорок минут ходьбы от подъезда Наследника Цесаревича до столовой Александра Третьего. Сорок минут, которые определили семьдесят лет дальнейшей истории.

«Последние часы», - так случилось, что кадры из этого фильма сохранились в архиве "Леннаучфильма". Авторы сценария – историки Виталий Старцев и Сергей Семанов, режиссер – Борис Николаев. Можно сказать, что этот проект и есть фирменный Старцев, главное – историческая точность. Фильм, снятый к пятидесятилетию Октябрьской революции, необходимо представить специальной партийной комиссии.

Белла Гальперина, историк: Фильм положили на полку на долгие годы. Но очень интересно, что документалист, снимавший картину, уже после Перестройки получил за нее Гран-при в Соединенных Штатах.

Все семидесятые годы Старцев активно печатается – он написал несколько книг о Ленине, десятки статей, работу о падении правительства Керенского. Он – доктор наук, профессор, ведущий научный сотрудник Ленинградского института истории, начал преподавать в Педагогическом институте имени Герцена. Но профессор не вызывает доверия у властей. Он – невыездной. В начале восьмидесятых годов Старцев решает уйти из ленинской темы, просто заняться другим. И переключается на российско-итальянские отношения эпохи Первой мировой войны.

Сергей Носков, историк: Виталий Иванович оформлял командировку в Италию. Я видел, с каким подъемом он ждал этой командировки. Потому что он начал серьезно развивать эту тему, начал изучать язык. Для него открывались новые перспективы, но ему эту командировку прикрыли, как и саму разработку темы.

Лев Лурье: Лучше всего работалось в Институте истории, когда его возглавлял специалист по Ивану Грозному профессор Носов, это пятидесятые и семидесятые годы. Но в конце семидесятых свободолюбивого, сильного директора снимают. В институте раскол, каждый из ведущих научных сотрудников принадлежит к определенной клике, кружку. А Старцев вне кружков, вне групп. Он остается один, и в конце концов у него начинаются неприятности. У него не утверждают тему плановой монографии, лишают возможности заниматься любимым делом. Человек с чувством собственного достоинства, он сам решает уйти из места, с которым связаны лучшие годы его жизни.

Оказавшись вне академической науки, Старцев неожиданно обретает большую свободу и решает заняться явлением, о котором все знали, но никто открыто не говорил, - русским политическим масонством начала ХХ века.

Борис Кипнис, историк: Масоны его интересовали с точки зрения политической ситуации в России. Это была возможность неформального объединения политиков разных направлений прогрессистского лагеря накануне революции. Старцев смотрел на эту проблему очень трезво, без уклонов в мистику, в тайные заговоры.

Лев Лурье: В советской исторической литературе о масонах почти не писали. Хотя каждый советский школьник знал, что были такие масоны, потому что Пьер Безухов из «Войны и мира» вступал в масонское общество. Хотя кое-кто пообразованней слышал, что и Пушкин был масон, и Радищев был масон, и многие декабристы вступали в масонские общества. А вот что было с этими масонами после двадцатых годов девятнадцатого века – это был секрет и тайна. Об этом не писали.

Масоны – тема закрытая. В правой эмигрантской среде и среди части диссидентов фигурирует старый миф: большевики тоже были масонами, белогвардейские авторы и большевистскую революцию называют результатом всемирного масонского заговора. Для историков партии – никаких масонов вообще не было, были пролетариат и буржуазия. Между тем, как известно историкам, десять из одиннадцати членов временного правительства действительно состояли в ложах. И Старцев решает взглянуть на масонскую тему беспристрастно. Уже в девяностые он работает с масонскими архивами американского Гуверовского института, получает допуск к собраниям Объединенной ложи Британии.

Белла Гальперина, историк: И справа, и слева он получал удары. Берберова, приехав в Россию, в Москву, специально приехала в Петербург, чтобы встретиться с Виталием Ивановичем. Оба они выступали у нас на студии.

Сергей Полторак, историк: Мне рассказывал не раз о том, как он определял, был ли тот или иной человек масоном. Если он находил в двух, а лучше в трех источниках, подтверждение, он писал, что человек являлся масоном. Одного источника ему было категорически недостаточно.

Перестройку профессор Старцев принимает восторженно. Он считает, у России наконец появился шанс стать демократией. На истфаке герценовского института он абсолютная звезда – на лекции Старцева специально приезжают московские аспиранты. Среди друзей профессора не только историки, но и политики, и артисты. Эти кадры были сделаны весной 1990 года в Лондоне на Хайгетском кладбище на могиле Карла Маркса.

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: О Ленине он всегда говорил как о человеке, который заблуждался, но хотел как лучше.

Дмитрий Жвания, историк, журналист: Я студентом подрабатывал сторожем и не всегда высыпался. На его лекциях всегда сидел впереди и ловил каждое его слово. Но как-то усталость взяла свое, и я начал дремать. Он сказал: «Дмитрий, вы поспите-поспите, ничего страшного». После того, как он мне так сказал, я уже не мог заснуть.

В девяностые годы многие историки, славившие всю жизнь Ленина и КПСС, становятся вдруг неистовыми сторонниками монархизма и белой идеи. Старцев убеждений не меняет. Он публикует несколько книг, в одной из которых встает на защиту Ленина. Вождя революции многие историки называют немецким шпионом. Профессор доказывает обратное, - все документы о пресловутых немецких деньгах – это фальшивки, изготовленные польским писателем Фердинандом Оссендовским.

Дмитрий Жвания, историк, журналист: Я прекрасно помню лекции о Троцком. Он говорил: «Вы представьте себе фотографию семьи Троцкого: вот две дочери и два сына. Все четверо были погублены».

В девяностые годы Виталий Иванович Старцев – всемирно признанный ученый. У него выходит множество книг, его приглашают на конференции. Он крупнейший специалист по русской революции и истории масонства в России. Занимает пост заведующего кафедрой русской истории истфака Герценовского университета. У него множество преданных учеников. Он, несомненно, самый известный и самый популярный преподаватель факультета. Но это многим не нравится. Первым поводом к неприятностям становится то, что Старцев отказывается принять на кафедру некого Виктора Брачева, работы которого по истории масонства он считает зловредной халтурой. Это вызывает недовольство начальства, которое вообще хочет закрыть истфак и открыть новый факультет социальных наук. Старцев против этого. И в конце концов бюрократические придирки ставят его в безвыходное положение. Как честный человек, не желая подвергать свое чувство собственного достоинства испытаниям, он подает прошение об отставке.

Сергей Носков, историк: Факультет был весь обвешен самодельными листовками с надписью: «Верните Старцева!». Преподаватели и студенты ходили в ректорат и куда только можно было. Была организована некая кампания в прессе.

Татьяна Старцева, вдова Виталия Старцева: Он оказался очень большим таким мужественным человеком. Он дома ничего не высказывал, но все это его очень подкосило.

Предельно корректный в общении, Старцев славится своей жесткой принципиальностью. Весь его день обычно расписан вплоть до минут – и поэтому он успевает так много. Он создает историческое издательство и сам после лекций склеивает на кафедре книжные корешки. Он создает ассоциацию исторической психологии и читает спецкурсы о Ленине, Троцком, Керенском. Он выдвигается в депутаты, - хотя и проигрывает. Он придумывает телепрограмму «Парадоксы истории» и исторический радиоклуб – оба проекта становятся рейтинговыми.

Даниил Коцюбинский, историк, журналист: Он не был государственником. Его научный метод не являлся продолжением, государственнической традиции, доминирующей в нашей историографии со времен Карамзина, Соловьева, Ключевского. Он не изучал «историю государства Российского», а исследовал общество.

Сергей Полторак, историк: Для меня Старцев был заместитель Господа Бога по историческим вопросам. Это был человек, которым я восхищался. Пионерское детство говорило: возьми себе в пример героя. Для меня Виталий Иванович был таким героем, на которого я хотел быть похожим.

Лев Лурье: Историческая наука хороша тем, что если человек написал что-то интересное, когда бы он этого не сделал, он никогда не будет забыт, пока люди занимаются историей. Ключевский и Геродот так же актуальны, как и в тот момент, когда люди впервые озаботились их трудами. Виталий Иванович Старцев прожил в этом доме последние двадцать лет своей жизни, он умер в 2000 году. С тех пор его значение только возрастает. Если человек занимается Октябрьской революцией (неважно, где - в Ельце или в Гарварде), он обязательно сошлется на Виталия Старцева. То, что сделал Виталий Старцев в области изучения русской истории начала ХХ века, - это подвиг честного историка.