О Белом море, материнстве и щучьих пирожках — путевые заметки из Заполярья
573
Фото: globallookpress.com / George Zakharchuk
Перейти в ДзенСледите за нашими новостями
в удобном формате
Неисповедимы пути журналистов. Сегодня на светском рауте, завтра за Полярным кругом. И привозят из таких поездок корреспонденты Пятого канала не только репортажи, но и вот такие удивительные истории.
Из Кандалакши в село Варзуга, на съемки, нас вез Николай. Николай II, как он со смехом сам себя называл. Его машина, на которой он на пенсии подрабатывает извозом, под номером «два» в конторе, вот и называют его девушки-операторы кол-центра ласково «батюшка».
Он и правда внешности царской — высокий, статный, седовласый. Всю жизнь прожил за полярным кругом, работал инженером в Кандалакшском природном заповеднике, воспитал двоих детей, сейчас балует пятерых внуков.
Ехали мы долго — часов шесть по скользкой дороге вдоль Белого моря, мимо поселка Умба, села Кашкаранцы и еще кучи сел с затейливыми названиями. Пугали шумом машины тетеревов на лесных дорогах и полярных куропаток, которые, заметив автомобиль, с гортанным хохотом, похожим на кваканье, взмывали ввысь.
Первые 60 километров Николай молчал, присматривался. Мы же старались как-то расположить к себе единственного человека, вызвавшегося провести нас 250 километров по дороге, закрытой МЧС в связи с гололедом. Мы рассказывали о телевидении, о репортаже, который едем снимать, о нашей длительной дороге из Петербурга, волновались из-за наледи на трассе, расспрашивали о Белом море и жизни в Заполярье. Николай отвечал неохотно, посматривая на нас в зеркало заднего вида. А мы улыбались ему изо всех сил.
У него были красные глаза. И недоверчивый взгляд. А мы думали, может выпивал накануне, и нервно пытались удерживать его внимание своими рассказами, вдруг еще уснет на сложной трассе. Но тут Николай заговорил. О наболевшем, о самом сокровенном: из-за сына-наркомана они с женой, с которой прожили 36 лет, разъехались три года назад.
— Она — мать, я все понимаю, но невозможно же так. У него шесть ходок, а она все жалеет. Он же ее первую продаст за гадость свою. С ним строго надо, только так помочь можно, — говорил Николай и в голосе сквозил холодок боли.
Николай ушел жить к матери, которая, к слову, как раз и нуждалась в нем. Женщина перенесла сложной инсульт, ходить могла с трудом и нуждалась в помощи. Сын ухаживал за матерью: готовил ей, на улицу выводил — воздухом подышать, пироги пек. Он вообще любит готовить, а когда говорит о блюдах собственного приготовления, грусть в глазах на миг исчезает.
— Теста куплю, раскатаю, пацаны прибегут — сыновья, дочери — кричат, мол, деда, деда, пиццу давай делать. Я им все подготовлю, они делают. А как они мои котлетки щучьи любят.
— Умерла мать, — вдруг резко переходит Николай от темы пирогов с грибами, — позавчера похоронили… Я спать не могу, просыпаюсь, все кажется, зовет меня, одеяло подоткнуть или воды подать. Скорее бы девять дней, хоть бы душа успокоилась. А с женой мы две недели назад официально развелись. Как так-то? 36 лет — будто и не было. А бабушка, ну мать, в смысле, все говорила, вот зиму-то почти пережили мы, Коля, вот уже и день длиннее стал, вот и солнышко. И тут — раз! Как так-то?, — Николай силой воли сдерживает слезы, выдыхает и только повторяет «как так-то? Как так?».
Видно было, насколько ему тяжело, как сложно понять, что делать теперь и как жить дальше. И было невыносимо грустно за Николая. И хотелось обнять его и подобрать нужные слова, чтобы хоть как-то помочь.
Оставшиеся сто километров Николай говорил о Белом море, в которое влюбился еще в детстве, рыбалке, медведях и леммингах, о красоте и бесконечности Кольского полуострова. Мы слушали, притихнув на заднем сиденье, и удивлялись, откуда столько образности в его речи, откуда столько любви.
Николай II привез нас в село Варзуга, а оттуда мы уже на снегоходе направились Кузомень — поморскую деревеньку в песках на берегу Белого моря. Там удивительные люди, добрейшие собаки и дикие лошади. Там солнце и искрящийся снег. Там мы снимали репортаж, а Николай остался ждать нас в Варзуге.
— А чего бензин тратить и машину лишний раз гонять, все равно вас забирать же да обратно везти.
Когда на следующий день в назначенное время, околевшие от часовой езды на «Буране» (так там называют снегоход), мы снова встретились с Николаем, он радовался нам как родным.
— Девочки мои! Я же ваш репортаж уже видел! Вот это да! Ну вы даете! Мою машину показали и меня сзади. Попал я в кадр. Мне аж с Кандалакши мужики звонили. Прославили вы меня, болтать же будут месяц еще, — Николай кокетливо улыбался.
Мы погрузились, отъехали, но тут Николай вдруг резко затормозил: «Это что ж я!» Он схватил кулек, который лежал у него на переднем сиденье, развернул какую-то тряпку, вытащил пакет и достал оттуда пирожки.
— Вот, напек вчера вам. Я тут комнатку в доме снял, а у мужиков рыбки купил, муку. Фарша намолол, там мне дали мясомолку, это мы так с мальчишками, внуками моими, мясорубку зовем… Смешнее так, что ли. И вот напек. Попробуйте пирожков дяди Коли. Надеюсь, вкусные!
Так жаль, что я постеснялась сфотографировать Николая II… Но его лицо, доброе, светлое и очень грустное, не выходит у меня из головы до сих пор.
Александра Лусникова