«В сердце открыли газировку»: Алексей Сальников о «Петровых в гриппе» и детстве
14.09.2021, 16:19 Олеся Роженцова
Ваш браузер не поддерживает HTML5 видео.
Фото, видео: ТАСС / Григоров Гавриил. Видео: 5-tv.ru
9 сентября по роману «Петровы в гриппе и вокруг него» в прокат вышел фильм режиссера Кирилла Серебренникова.
Алексей Сальников — автор романа «Петровы в гриппе и вокруг него». В 2016-м рукопись опубликовали в журнале «Волга», а спустя год книга вышла в издательстве «АСТ». История о 28-летнем автослесаре и его семье, которые заболели гриппом перед Новым годом, получила премии НОС и «Национальный бестселлер». 9 сентября 2021-го в России состоялась премьера фильма Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе». До этого картину показали на Каннском кинофестивале, где жюри отметили наградой оператора Владислава Опельянца. Специально к премьере фильма вышло новое издание книги «Петровы в гриппе и вокруг него». 10 сентября Алексей Сальников презентовал его в «Санкт-Петербургском Доме Книги». 5-tv.ru поговорил с автором романа о его впечатлениях от фильма, детстве и книгах.
— Вы сейчас общались с читателями, насколько комфортно разговаривать с поклонниками вашего творчества?
— Вполне себе комфортно, мне вообще с другими читателями комфортно разговаривать. С людьми, которые читают что-то, смотрят.
— Был страх выйти на публику? Потому что писатель все-таки работает в одиночестве.
— А видите, в чем дело, я же стихи писал. Это подразумевает, что ты какое-то время читаешь на публику, потому что без этого со стихами не очень ладится. Такой формат нынешнего, скажем, стихосложения, в том, чтобы читать людям, поэтому я немного был расслаблен этими мероприятиями.
— Вы начинали как поэт. Сейчас часто возвращаетесь к стихам?
— Нет, что-то забросил. Как-то не до них пока. Или им не до меня. Как-то мы пока не совпадаем друг с другом.
— Про фильм Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе». Когда вы его посмотрели? Это было до премьеры?
— До всероссийской премьеры, да.
— Какие у вас были первые впечатления от просмотра?
— Я был захвачен этим просмотром настолько, что потом еще несколько часов ходил весь на взводе и при этом оглушенный. А в это время уже фильм смотрела моя жена. У нас не получилось на телевизоре запустить фильм ссылкой, которую нам скинули. Пришлось смотреть на компьютере, а наушники у меня только одни, поэтому мы по очереди это сделали. И жена тоже была просто ошеломлена этим фильмом. Да и неудивительно, многие им ошеломлены — вот в чем дело.
— А что это была за эмоция? Радость, что все получилось?
— Да-да. В какие-то моменты было так, как будто бы в сердце открыли газировку. Какие-то такие милые моменты. Есть там один шокирующий, от него не успеваешь отвернуться, даже удивиться не успеваешь. Успеваешь только ужаснуться и все — так все это стремительно происходит. Но такой фрагмент только один. И то это скорее отголосок моего авторского высказывания. Кого в нем винить, кроме себя? Некого. А так фильм получился очень нежный и пронзительный, и о нас всех. О поколении 40-летних, 50-летних, может быть.
Презентация специального издания книги «Петровы в гриппе и вокруг него» в Санкт-Петербурге. Видео: 5-tv.ru
— Вы говорили, что вам перед съемками показали актеров, которые будут исполнять роли. Насколько они совпали с героями вашей книги?
— Так получается, что внешность, описанная в книге, оказывается не столь важна, сколь профессионализм актеров. А он вполне себе. Он прекрасный. Особенно, если учесть, что многие из актеров играют по пять-шесть ролей. Иногда даже не замечаешь этого, уже в титрах обнаруживаешь.
— А сами были удивлены, когда до титров досмотрели?
— Да. Я был отчасти удивлен даже, знаете, как после первого просмотра «Остина Пауэрса». Только там один человек большую часть ролей сыграл, а тут несколько человек сыграли по множеству ролей. Здорово!
— Актер, который сыграл Петрова, вы персонажа примерно таким себе представляли?
— Он должен был быть немного похож на Игоря (один из персонажей книги — Прим. ред.). Должен был быть тоже брюнетом. И в детстве походить на Игоря, чтобы у Снегурочки возникло замешательство, но тут замешательство возникло и без этого. И, оказывается, и без этого можно было обойтись вполне. Да, кое-что не совпало внешне, но в целом, почему бы и нет. Все равно Петровы друг другу подогнаны. Сын похож на отца некоторым образом и на мать, и там (в фильме) ребенок похож на отца и на мать. Что-то такое подобрали удивительное. И такое безобидное совершенно, где ребенок, у которого в лице нет агрессии — такое смирение.
— Есть момент из фильма, который запомнился?
— Конечно же, первый момент, когда Петров в детство проваливается собственное. Это резко происходит и сопровождается замечательной музыкой и внезапным переходом из вида от третьего лица к виду от первого лица. Это так неожиданно, так здорово, так мило. И вообще все эти сцены прекрасные. И закулисье новогодней елки — тоже почему-то эти моменты запомнились. Я просто сейчас вспоминаю: мне много что там запомнилось, их можно очень долго перечислять. И момент, где Петров спрашивает Снегурочку, настоящая ли она. Но это многие видели в трейлерах, но когда это рождается из суммы кадров, из какой-то предпосылки — это очень здорово.
— Момент со Снегурочкой ярко выражен в книге и в фильме идет, можно сказать, лейтмотивом. А у вас самого есть такое воспоминание из детства?
— А вот я его и перенес в книжку, потому что оно мне запомнилось, что у Снегурочки была холодная рука. Вообще воспоминания связаны с возможностью погибнуть. В детстве хватало приключений: две возможности утонуть, падения опасные, которые закончились благополучно только волей божественного провидения. В целом, вспоминается еще момент не из детства, а из подросткового возраста. Волею семейных обстоятельств я остался дома один на новогодние праздники. Как-то так получилось, что мама должна была к сестре старшей поехать, отвезти племянницу туда, в Сибирь. И я вот на эти дни остался один, может быть, на неделю. С деньгами и каким-то абсолютным ощущением счастья. Я накупил каких-то дурацких книг, но не в ущерб продуктовому набору. С утра до ночи читал, смотрел телевизор, как-то все было тихо, никто не знал, что я один, никто из друзей не приходил. Это был один из самых счастливых моментов в моей жизни.
— Сколько вам было лет?
— Лет 15, 14, может быть.
— Вы с детства любили читать книги?
— Разумеется, да.
— Сейчас уже не разумеется. У вас родители читали?
— Все много читали вокруг. Тети некоторые, мама читала много, сестра много читала. Они подсовывали книги, которые им самим нравились — так, наверное, это работает. Рекомендации от старшего поколения, переходящие через поколение. Допустим, «Кондуит и Швамбрания» уже мало кто вспоминал, а мама доставала внезапно в библиотеке. Они еще были в библиотеке, но поколение их уже, по сути дела, потеряло. Она когда брала эту книгу и давала мне почитать, я восторгался, давал друзьям: там повальный вирус начинался рисования карт собственных стран и таких вот вещей.
— Какие книги еще читали? Каких писателей?
— Все подряд, что было. С фантастикой были перебои, поэтому в классе третьем-четвертом, в пятом, мы начинали уже Ивана Ефремова читать. Потом — Садовникова. Классиков. Майн Рид, само собой. Потом всякие энциклопедии, научпоп, про космос в том числе. Была замечательная книга «Поиски жизни во Вселенной». И мы надеялись, что там есть ответ, что жизнь во Вселенной все-таки есть, но там просто перечислялось, какими способами можно искать жизнь во Вселенной. Все подряд мы читали. А что еще было делать?
— А сейчас что вы читаете?
— Фазиля Искандера читаю, «Сандро из Чегема».
— За коллегами следите?
— Как-то выпал немножко из этого всего, но иногда читаю. Вот новый сборник рассказов Шамиля Идиатуллина, который составлен вроде бы из старых рассказов — прикольные такие вещи у него. Мне понравилась Светлана Сачкова. Ее книга «Люди и птицы», может и не пользуется популярностью, а мне зашла. Рассказы Сенчина люблю, как продолжение Чехова, которого тоже люблю.
— Недавно вышел роман-буриме «Война и мир в отдельно взятой школе». Там 24 писателя, включая вас. Как велась работа над этой книгой? Ведь это очень сложно, чтобы все кусочки, пазлы сошлись.
— Да, я тоже это понял. Мне, кажется, досталась глава шестая или, может быть, пятая. Я прочитал то, что было написано до меня, и каждый из предыдущих авторов вел какую-то свою линию. Мне захотелось заплакать и от всего отказаться, но я взял себя в руки и более-менее свел эти линии. И я боюсь туда возвращаться, посмотреть, что из этого получилось. Надеюсь, получилось хотя бы интересно.
— Это тяжело, когда говорят, что нужно написать?
— Нет. Была бы просто идея, сразу бы в голову приходила, а так… Отчасти так даже легче. Говорят — напишите про это. Думаешь, ага, это не бесконечное количество возможностей, а про конкретный предмет. Уже начинаешь вокруг него водить хороводы, из этого что-нибудь получается интересное.
— Вы сейчас думаете о себе «Я — писатель»?
— Да. Ну, литератор.
— Когда это началось, с какого момента?
— Когда «Петровых» издали у Елены Шубиной (руководитель «Редакции Елены Шубиной» издательства «АСТ» — Прим. ред.). Жена всегда говорила всем друзьям и коллегам, а она медик, что мой муж — писатель. Даже я ужасался этой фразе. Все вертели пальцем у виска. И друзья ее школьные, по-моему, даже обиделись. Они считали ее как бы дурочкой, а обидно, когда человек оказывается не дурочкой. Она тоже ведь стихи писала. И у них была странная мысль, что раз она пишет стихи, то она как бы немножко с придурью, немножко бесхозяйственная, еще какая-то. А это было вовсе не так.
Специальное издание книги «Петровы в гриппе и вокруг него». Фото: 5-tv.ru
— Как-то поменялся у вас график работы? Вышли «Петровы в гриппе и вокруг него», был успех, нужны еще книги…
— Была просто идея, хотелось ее закончить. Но тут началось другое. Как-то так навалились какие-то семейные проблемы в тот период между «Петровыми» и «Опосредованно». Я еще начал бояться, что не успею дописать «Опосредованно». Желания повторить успех не наступило, было желание просто успеть закончить книгу, которую я считаю одной из главных в своей жизни.
— Почему главной?
— Как-то про поэтов, про большинство поэтов, никто не пишет. Всегда это какой-нибудь тайный гений, который не зря пишет свои стихи. А большинство людей остаются безвестными, хотя их строчки ведь вдохновляют тех авторов, которые становятся потом классиками. Другое дело, что классиков ведь очень мало, а поэтов — тысячи, если не миллионы. Тех, кто честно свою жизнь проживает, и работает, работает, работает, как будто бы зря. Но не зря. Потому что не может быть гребня волны без самой волны.
— Вы сказали, что боялись не успеть. Не успеть к чему?
— Вдруг, мало ли, кирпич на голову упадет. Не успеть закончить. Тем более, я как-то однажды, по-моему, еще «Петровых» писал, была весна, выскочил в магазин за хлебушком и такой иду, что-то думаю. И глыба льда падает у меня за спиной и за капюшон задевает слегка. То есть, получается, выйди я на секунду позже и все — никаких текстов, ничего бы не было. В такие моменты думаешь, да, надо успевать. Потому что никогда не знаешь, когда что-то случится. Вроде бы самому тебе уже будет все равно, что ты что-то не дописал, но жалко. Как будто с той стороны глядишь и будешь жалеть, что не успел. А тут успел.
— Есть мнение, что некоторые писатели не прописывают некомфортные сцены — те, которые, вроде бы, должны быть, но от них хочется отвернуться. У вас возникало когда-нибудь такое ощущение?
— У меня почему-то наоборот. Когда такое возникает, героиня что-нибудь думает плохое, даже с перебором, даже я от нее такого не ожидаю. Отходишь от клавиатуры покурить, думаешь, наверное, это надо все-таки убрать, а потом возвращаешься и оставляешь.
— Вы сказали: «Героиня думает». Ваши персонажи сами начинают диктовать?
— Да, чем подробнее становится, тем живее. В них больше вживаешься что ли, больше эту роль понимаешь, возможно. И она становится немного главенствующей отчасти, в момент письма. Так-то эти персонажи самостоятельности не проявляют, только когда про них пишешь.
— А финал книги возникает сразу или уже во время работы над произведением?
— Как правило, сразу. «Петровы» так и собирались: я увидел картину целиком, оставалось только подогнать детали. А «Опосредованно» я вообще начал с последних нескольких рассказов писать.
— То есть вы книги пишите нелинейно?
— Нет, в основном, линейно. Потом я просто стал до конца доводить «Опосредованно». Там был странный момент. Сначала я написал последние абзацы, потом я написал несколько первых, а потом завис, потому что не понимал, в чем дело. Авторская слепота, что ли. А потом понял, что я проспойлерил сюжет вообще всего романа в начале. Когда убрал, дело пошло.
— Часто возвращаетесь к уже написанному, но еще не опубликованному, чтобы что-то доработать, переписать?
— Стараюсь этого не делать, это очень замедляет. Потом, когда уже напишешь и будешь целиком это видеть, редактировать проще. А так можно в деталях сколько угодно ковыряться, усовершенствовать до предела. И предела этому не будет все равно.
— Есть писатели-трудоголики, которые встают в шесть утра, начинают писать, потому что сегодня надо сделать 50 страниц, например. А есть, которые ждут вдохновения. Вы больше какой писатель?
— Я больше тот, который первый. Ну, я не в шесть встаю, но все-таки ежедневная работа меня устраивает. Она дает больше результата. Просто когда оглядываешься спустя пару недель, объем текста радует, что не зря как будто прожил жизнь вот эту. А когда не пишешь, думаешь, что сегодня не писал — плохо.
— Не боитесь, что ваши знакомые узнают в каком-то персонаже себя?
— Нет, не боюсь, потому что это составные персонажи. Они не являются кем-то конкретным, одним человеком целиком и полностью.
— Никто еще не подходил с претензиями?
— Нет, просто все узнавали какие-то фрагменты жизни. Жена узнавала какие-то куски нашей жизни, сын узнавал, друзья некоторые узнавали. И все.
— Вы получаете удовольствие от писательства?
— Конечно, зачем иначе я бы этим занимался. Довольно забавно, что из ничего, как будто бы, появляется текст, который людям нравится, который делает то, что с тобой делали другие авторы. Когда у тебя в детстве был какой-то любимый рассказ, ты его постоянно перечитывал, хочется тоже быть таким автором.
— Как вы относитесь к критике?
— Когда текста касается — это нормально. Даже когда внешности касается — тоже нормально. А когда начинают цеплять других людей, которые «виноваты» в том, что текст появился… Они не виноваты, что обратили на текст внимание и написали отчасти что-то позитивное.
— Над чем сейчас работаете?
— Это городское фэнтези про женщину, которая имеет сношения с оккультными силами.
— Пока названия нет?
— Есть, но я его не скажу. Оно молодежи ничего не скажет, а так оно труднопроизносимое, я буду заикаться просто. Умею я названия выбирать так, чтобы их нельзя было нормально прочитать.
— «Петровы в гриппе и вокруг него» — сами выбрали или редактор подсказал?
— Сам придумал. Ну, тоже такая скороговорка получилась отчасти.
— Это был единственный вариант?
— Сначала были «Несколько историй про Петровых». А потом, когда придумался Аид и Снегурочка, — сразу появилось название. А «Опосредованно» — довольно забавно получилось. Жена у меня спросила: «Как ты назвал роман?» Я говорю: «Опосредованно». Она говорит: «Да как назвал-то?»
— Новое фэнтези связано с каким-то конкретным городом?
— Уральским, второстепенным, не из числа Челябинска, Перми и Екатеринбурга. Он не какой-то конкретный и не совсем уж заштатный. Ну, более-менее нормальный город, тысяч на 100 человек.
— Уральские люди чем-то отличаются от остальных россиян?
— Нет. Даже от людей заграницей не отличаются. Люди вообще не сильно друг от друга отличаются, потому что мы все-таки все одного вида. Да, есть некоторые внутренние границы ментальные, но не более того.
— А город Екатеринбург?
— Есть какие-то общие у нас локации, которые во всех российских городах, везде они присутствуют: застройки, барачки из досочек, в такой облицовке из тонких дощечек, трансформаторные будки, все, что не в центре города.
— Когда ожидать новый роман?
— Не буду загадывать. Я уже загадывал, что в прошлом году закончу, а потом внезапно с января началось. Спасибо, не надо! Сначала ножки заболели, потом ослеп… Я надеюсь, что в этом году я его напишу наконец-то.