Алексей Комаревцев

Алексей  Комаревцев

Фото: Комаревцев Алексей Владимирович

Видит цель и видит препятствия.

Пишет про утюг, морковку и ларёк «Союзпечать» серьёзно и несерьёзно одновременно.

Член Союза литераторов Санкт-Петербурга.

Стихи печатались в журнале «Крещатик», «Кольцо А».


Наташе

Как удачно, что мы не соратники Брежнева
в пышных шапках, в пальто на заказ.
Мы друг другу сказать можем что-нибудь нежное
вместо речи к заводу «КамАЗ».

Не встречать нам кубинских врачей делегацию,
в чёрной «Чайке» не мчать по Москве.
Мы спокойно зато поглядим на акацию –
это, в общем-то, туз в рукаве.

Есть «Дюшес» и «Ситро». Вечереет в Таврическом.
Мы на пледе лежим, влюблены.
И в потоке совсем не нужны историческом,
а под деревом этим нужны.

* * *

Когда застынут лужи во дворе
и вновь себя проявит мерзкий климат,
когда все цапли будут в Анкаре,
а все деревья жалкий облик примут,

я вновь надену шапку и пойду
в ближайший гастроном, шурша пакетом.
Куплю полбулки хлеба наряду
с кефиром акционным и паштетом.

Потом в колбасный загляну отдел,
в кондитерском слегка взвинчу продажи,
а тот, кто церкви римские смотрел,
кто в Праге на холмы взбирался даже,

кому весь этот выход – холостой,
потенциально мало что несущий,
кто вроде как лирический герой –
осмотрится вокруг, на всякий случай.

* * *

Му́сора простой вечерний вынос –
неплохой окрестный променад.
Человек с ведром в потёмках вырос
и пошёл под стрекоты цикад, 

их считая подходящей трелью,
вверив освещение луне.
Хорошо гулять с какой-то целью.
Если с благородной, то вдвойне. 

Словно рыцарь из земель Анжуйских,
давший неожиданный обет,
я иду с ведром вблизи июльских
вязов, и назад дороги нет.

Нужно как-то выбросить очистки,
скинуть недопонятый арбуз.
И на время покидая миски,
хмурый кот уходит по-английски,
словно осознав, что я француз. 

* * *

Нам булочный ларек сегодня дорог,
и очередь стоит – не подойти.
Ведь булочки – они везде по сорок,
а здесь – по двадцать после девяти.

Здесь можно взять с изюмом и с орехом,
от курника оставить лишь пробел,
а также без проблем услышать эхо
семидесятых, если кто хотел.

Не доставать давнишние открытки –
прийти сюда на несколько минут.
Меня спросили: «Что? Уже по скидке?»
Я отвечаю: «Да, уже дают». 

И вижу – впереди один товарищ
берет рогалик, неплохой на вид.
На полке – Герман, и в Париже – Галич.
Один Высоцкий прямо здесь хрипит.

* * *

Метрах в шестистах от поликлиники
я стоял у вывески «Ленстрой»,
кушал восхитительные финики,
воробьям подмигивал порой.
Вдруг прохожий, промолчать не в силах,
громко заявил, что я в бахилах.

Знал бы он, что ко всему есть повод,
что меня не тянет к ерунде –
просто не хватает голубого
в небе и особенно в воде.

Лучше бы сказал: «Какая краска!
Новый цвет, невиданный у нас!» 

Вдаль уходит женщина с коляской.
На площадке кто-то просит пас.

* * *

Прохожий улыбнулся сам себе:
он вспомнил анекдот, забавный случай,
и очень интригующе в толпе
смотреться стал, ни слова не озвучив. 

Возможно, там сюжет на миллион,
который рассмешит в любом контексте,
но как узнать об этом, если он
уже ушел от нас на метров двести?

И дождь идет стеной как на заказ,
и фонари затихли приглушенно,
но если возвращаться, то сейчас,
и как-то узнавать по капюшону.

* * *

В день, когда открыт любой балкон,
а вокруг размахивают прессой,
хорошо быть плавленым сырком
и уже не чувствовать процесса, 

Только он один когда-то смог
провести нормально подготовку.
А для остальных, кто не сырок,
всё вокруг похоже на духовку.

Хочется присесть и не спешить.
Ветерок покажется бальзамом.
Нужно это просто пережить –
с чеддером на пару, с пармезаном.